Сергей Михеенков - Солдатский маршал [Журнальный вариант]

На подступах к Чите пришлось вести бой не только с белогвардейцами атамана Семёнова, но и с японскими самураями. И сейчас вижу поле боя под Гонготой: цепи белогвардейцев и японских солдат, атакующих нас при поддержке двух своих бронепоездов, атаку нашей кавалерии под командованием Н. А. Каландаришвили. Бывший ссыльный революционер Каландаришвили был одним из руководителей партизан Восточной Сибири, создал кавалерийский отряд, который сыграл важную роль в борьбе с Колчаком. В частности, вместе с другими отрядами он преградил путь Колчаку к Иркутску. Потом отряд Каландаришвили был переброшен в Забайкалье на разгром атамана Семёнова. Вот он–то как раз и участвовал в атаке на станцию Гонгота.

Когда кавалеристы при поддержке нашего бронепоезда начали крепко нажимать на белогвардейцев, на выручку им подоспели японцы. Нужно было принимать ответственное решение — бить японцев или нет (а приказано было в бой с ними не ввязываться). Однако обстановка требовала вступить в бой с японцами, так как они перешли в наступление при поддержке двух бронепоездов. Мы японцам продвинуться не дали, отбросили их. И Гонгота была взята».

События, о которых вспоминал маршал Конев, относились к апрелю 1920 года. Народно–революционная армия Дальневосточной республики и отряды красных партизан дрались с Дальневосточной армией (забайкальские казаки генерал–лейтенанта Г. М. Семёнова и белогвардейские подразделения бывшей армии Колчака). К тому времени на фронте создалось такое положение, когда Дальневосточная армия, занимая крупные города и ключевые железнодорожные станции Чита, Карымская, Сретенск, Нерчинск, опасно разделяла Дальневосточную республику на две части. Для того чтобы пробить «читинскую пробку», войска Дальневосточной республики провели несколько операций. Та, о которой рассказывает Конев, была первой. Потому и запомнилась Коневу.

Осенью войска Народно–революционной армии ДВР, наконец, дожали Дальневосточную армию в Забайкалье. Белые испытывали нехватку оружия и боеприпасов. В октябре 1920 года начали эвакуацию в Приморье. Там находилась их база снабжения. Бои продолжались до конца октября, в ходе которых войска ДВР и отряды красных партизан заняли станцию Даурия. Забайкалье стало частью Дальневосточной советской республики.

Именно в этот период у комиссара бронепоезда Конева вспыхнул и озарил его жизнь новым смыслом яркий роман с Анной Волошиной. Конев полюбил всем сердцем, и ему тогда казалось, что то, что у него происходило с Анной — на всю жизнь.

Анна Ефимовна Волошина родилась 30 августа 1901 года в селе Торчин Каменец — Подольской губернии. Для Ивана Конева встреча с Анной было первым сильным чувством. Для Анны нет. У неё уже была семья. До революции она работала в услужении в господском доме. Там у неё произошёл роман с хозяином. Родила от него дочь. Вихрь гражданской войны всколыхнул все основы, и то, что вчера казалось незыблемым и вечным, в один миг оказалось обесцененным. Земля, недвижимость, накопленное богатство… Всё казалось ненужным прахом перед валом наступавших частей красногвардейцев и партизан. Новая власть оказалась неприемлемой для тех, кто до революции имел всё. И эта часть русских людей, в своё время не ушедших вместе с отступающей Дальневосточной армией, вскоре начала покидать родину. Уезжали в основном в Харбин, в Китай.

Китайский Харбин был в то время русским городом. Он и основан был русскими в 1898 году как посад при железнодорожной станции Трансманьчжурской магистрали. Старые кварталы до сих пор носят черты архитектуры, типичные для уездных городов старорусской Сибири. Наряду с китайской в городе существовала и русская администрация. До революции в Харбине размещалась штаб–квартира Заамурского пограничного корпуса пограничной стражи Министерства финансов. В 1917 году в городе проживало более 100 000 человек, из них 40 000 русских. После Октябрьской революции Харбин начал наводняться эмигрантами из Советской России, которые по разным причинам бежали от новой власти, — дворяне, чиновники, офицеры. Затем начался новый поток — белогвардейцы и казаки из разбитых частей Дальневосточной армии. В 1924 году в Харбине проживало около 100 000 русских. Впоследствии многие из них уезжали в Европу или Америку.

Кем был тот, кто стал первым мужем Анны Волошиной, неизвестно. Может, чиновник. Может, офицер. Может, из купеческого сословия. Из семейных преданий известно только, что, уезжая в Харбин, он умолял ехать с ним и Анну, которую страстно любил. Но сердце её, как писали в старых романах, уже принадлежало другому. Избранником её стал комиссар бронепоезда «Грозный». Ехать за границу Анна отказалась. Не остановило её и то, что отец забирал с собой их дочь Варвару. Впоследствии Анна Ефимовна пыталась разыскать свою дочь, но поиски результата не дали. Ходили слухи, что первый её муж перебрался в Америку и Варвару увёз с собой.

В книге «Маршал Конев — мой отец» Наталия Ивановна Конева пишет: «Никто не знает подробностей этой любовной истории, известно лишь, что Анна заслушивалась пылкими речами молодого комиссара, высокого, русоволосого, с яркими голубыми глазами. Вокруг него всегда люди, он умеет их выслушать и готов оказать помощь. Анне он кажется очень образованным, начитанным. Не осталась незамеченной и его физическая сила: на воскресниках легко таскает тяжести, видно, привык это делать в родном краю, где и крестьянствовал, и сплавлял лес, и работал в Архангельском порту. Романтический герой, да и только. Впоследствии она как–то сказала: «Он — мой Вронский». (…) В 1921 году отец заболел тифом, болел очень тяжело, целый месяц провалялся в госпитале, ну а Анна выхаживала его, отпаивала клюквенным морсом, приносила домашнюю еду — и выходила, спасла. Он был ей страшно благодарен и решил, что, когда поправится, будет просить её стать его женой. Анна была привлекательной девушкой — энергичной, обаятельной».

Семейную жизнь Коневы строили в соответствии с новой моралью, которая не предполагала обязательной регистрации брака. Кроме того, как известно, всякая революция — это расшатывание сложившихся веками устоев семьи, отношений между мужем и женой, их взаимных обязательств. «Азбука коммунизма» Бухарина и Преображенского внушала молодёжи той поры свободу в семейных отношениях, вольно раскрепощала женщину, в том числе и от многих обязательств по отношению к мужу и детям. Анне «Азбука…» новой жизни очень понравилась. Конев, воспитанный в рамках старой культуры и впитавший в подсознание иные отношения между мужем и женой, где основой основ была верность, преданность мужу, вскоре понял, что «любовная лодка», да что там любовная — семейная, даёт течь. С годами эта течь увеличивалась и сделалась необратимой. В конце концов, семья распадётся. Как всегда бывает в таких случаях, трудно искать причины, а тем более, первопричины разлада. Молодой командир не мог достаточно времени уделять молодой красавице–жене, а Анна Ефимовна, натура артистическая, утончённая, не могла в достаточной степени посвятить себя домашним заботам и мужу.

В 1921 году Конев возвращается в Забайкалье, теперь уже на должность комиссара 2‑й бригады 2‑й Верхнеудинской стрелковой дивизии. Дивизия усиленно готовилась к боям. Но с нею Коневу в бой пойти не довелось. В феврале того же 1921 года он срочно вызван в Верхнеудинск и получил новое назначение — комиссаром стрелковой дивизии. А буквально через несколько дней он уже ехал в пассажирском вагоне в Москву. Паровоз тащил состав по местности, освобождённой от чехословаков, колчаковцев и белоказачьих отрядов. В нагрудном кармане красноармейской гимнастёрки Конева лежала выписка из протокола партийной конференции о том, что он, комиссар 2‑й Верхнеудинской стрелковой дивизии, избран делегатом X съезда РКП(б) и командирован в Москву. Соседом по купе оказался комиссар партизанской бригады и тоже делегат съезда Александр Булыга. Почти месяц тащил до столицы их состав неторопливый паровоз. В пути комиссары подружились. Спустя годы Конев прочитает роман Александра Фадеева «Разгром» и на фотографии автора узнает своего друга–дальневосточника. Как оказалось, Булыга — это партизанская кличка Александра Фадеева.

«Оба мы были молоды, — вспоминал маршал Конев о первой встрече с Фадеевым на страницах своих мемуаров («Сорок пятый»). — Мне шёл двадцать четвёртый, ему — двадцатый, симпатизировали друг другу, испытывали взаимное доверие. Он нравился мне своим открытым, прямым характером, дружеской простотой, располагавшей к близким и простым товарищеским отношениям. Эта дружба, завязавшаяся во время долгого пути через Сибирь, окрепла на самом съезде».

Они не раз ещё встретятся. В самое тяжёлое время битвы за Москву Фадеев приедет на Калининский фронт вместе с группой писателей. Вскоре в московских газетах появятся его очерки, рассказывающие о том, как дерутся войска генерала Конева. Они не раз будут встречаться и на войне, и после войны. В том числе и на премьерных спектаклях МХАТа, восхищаться игрой несравненной Ангелины Степановой, жены Фадеева.